Конкурс талантов Path of Exile 2018

У них не было Exalted orb. Они купили Ancient orb и безумно любили его. через 7 лет у них родился Exalted shard... Однажды из Китавы выбежал Orb of Transmutation, его морда была в Orb of chaos. Vaal orb взвыл, Divine orb достал Scroll of Wisdom и убил Transmute Shard. войдя в Китаву, они увидели спяищй Exalted orb, а возле Китавы убитый Blessed orb…
Через 7 лет у них родился Exalted orb... Однажды из Китавы выбежал Divine orb, его морда была в Orb of Chaos. Eternal orb взвыл, Exalted orb достал Vaal orb и убил Китаву. Войдя в Piety, они увидели спящий Scroll of Wisdom и убитый Orb of Transmutation…
Через 7 Orb of Transmutation у них родился Eternal orb... Однажды из Divine orb выбежал Ancient orb, его Piety была в Vaal orb. Китава взвыл, Scroll of Wisdom достал Exalted orb и убил 7 лет. Войдя в Cadiro, они увидели, что через 7 лет у них родился Grinding Gear Games.

на конкурс.

"

xDarkAdeptx написал:

Напишите поэму про лаги и баги, у кого есть талант.

Таланта нет, но...

"

Aule1985 написал:

Хокку:

Искрятся синим клинки, зеленеют проломы.
Золотом светят доспехи над горящей землёй.
5 фпс...

"

DrMorgot написал:

У них не было Exalted orb. Они купили Ancient orb и безумно любили его. через 7 лет у них родился Exalted shard... Однажды из Китавы выбежал Orb of Transmutation, его морда была в Orb of chaos. Vaal orb взвыл, Divine orb достал Scroll of Wisdom и убил Transmute Shard. войдя в Китаву, они увидели спяищй Exalted orb, а возле Китавы убитый Blessed orb…
Через 7 лет у них родился Exalted orb... Однажды из Китавы выбежал Divine orb, его морда была в Orb of Chaos. Eternal orb взвыл, Exalted orb достал Vaal orb и убил Китаву. Войдя в Piety, они увидели спящий Scroll of Wisdom и убитый Orb of Transmutation…
Через 7 Orb of Transmutation у них родился Eternal orb... Однажды из Divine orb выбежал Ancient orb, его Piety была в Vaal orb. Китава взвыл, Scroll of Wisdom достал Exalted orb и убил 7 лет. Войдя в Cadiro, они увидели, что через 7 лет у них родился Grinding Gear Games.

на конкурс.

"

S633 написал:

"

DrMorgot написал:

У них не было Exalted orb. Они купили Ancient orb и безумно любили его. через 7 лет у них родился Exalted shard... Однажды из Китавы выбежал Orb of Transmutation, его морда была в Orb of chaos. Vaal orb взвыл, Divine orb достал Scroll of Wisdom и убил Transmute Shard. войдя в Китаву, они увидели спяищй Exalted orb, а возле Китавы убитый Blessed orb…
Через 7 лет у них родился Exalted orb... Однажды из Китавы выбежал Divine orb, его морда была в Orb of Chaos. Eternal orb взвыл, Exalted orb достал Vaal orb и убил Китаву. Войдя в Piety, они увидели спящий Scroll of Wisdom и убитый Orb of Transmutation…
Через 7 Orb of Transmutation у них родился Eternal orb... Однажды из Divine orb выбежал Ancient orb, его Piety была в Vaal orb. Китава взвыл, Scroll of Wisdom достал Exalted orb и убил 7 лет. Войдя в Cadiro, они увидели, что через 7 лет у них родился Grinding Gear Games.

на конкурс.

эт мозг чела, который 10+ часов в ваултах просидел

Падают орбы,
Мутнеют глаза,
Всё что упало, увидеть нельзя.
Алхимки, детальки и куча шмотья
Всякого куча короче дерьма.
Бегают мобы, бежит мой герой,
Врезаясь в толпу, он питает их кровь.
Питается сам, питает и их,
Упивается болью собратьев своих.

День изо дня скитался один,
Мрачный, угрюмый, усталый старик.
Пропащий, ненужный, потерянный он,
Лишь мысль об одном, я вернусь...

Встретился с тенью, молвя об одном,
Лишился я жизни, той прошлой...
А он, всё шепчет мне о каких то богах,
О чуде неслыханном, о силе и зря...

Не верю я в чудо, не верю в богов,
Но всё же помочь, мне придётся...
И вновь, скитаюсь один.
Скитаюсь я вновь, бродячий изгнанник,
Познавший ту боль.

Сегодня ей повезло.
Сегодня ей не придется зализывать раны в каком-нибудь укромном месте, утоляя голод лишь детьми Рюсплаты, чуявшими слабость и пытавшимися прицепиться к ней. Но они ошибались. Она, сколько себя помнила, чуяла их, да и не только их, она знала - нельзя им дать даже на миг вцепиться своими лапками в себя. Поэтому просто хватала их за хвост и била о камни, если пряталась в пещере, или об острые крепкие сучья, если дело происходило в лесу. Била сильно, что было сил. Пока голова твари не раскалывалась. Дальше надо было вцепиться пальчиками в раскол и тянуть в разные стороны, пока в каждой руке не будет по половинке. Если лапки еще дергались, значит можно есть. Выковыривать из панциря мякоть. Ту самую склизкую, еще теплую мякоть. Которую она считала вкусной, до сегодняшнего дня. Если же лапки уже безжизненно обвисли, то оставалось только забрасывать тушку подальше и искать другое место, потому как тварей понабежит на вонь столько, что отбиться явно не светит. Да и жив в памяти тот злосчастный день, когда она съела, вернее попыталась съесть, уже не дергающуюся в руке мякоть.
Тогда скверный запах шибанул в нос, когда кусок был еще на полпути ко рту. На вкус он оказался еще хуже. Организм выкинув из себя все что мог, пытался вывернутся наизнанку. С того места пришлось уползать на всех четырех. Но даже в таком положении земля норовила то стать вместо неба, а то и вовсе стукнуть в лицо. Так что съедобной мякоть детей Рюсплаты была только пока они были живы.
Интересно, а этот паук тоже вкусный только пока шевелится? Или его можно есть даже сейчас? Или его надо подержать в углях, как женщина со странной палкой держала кролика?
Точно - кролик! Он до сих пор лежит в углях, разгоревшихся уже в полноценный костер, распространяя манящий запах, на который видимо и пришел паук.
Отобрав кролика у огня и жуя на ходу она стала высматривать то, что может быть полезным. Полезным казалось все.
И эти странные снимающиеся руки, похожие на лапы рыси, но гораздо большего размера, чем она встречала. Как удачно легли в них ее родные руки, когда она запнулась убегая от паука. Как удачно она, не понимая еще их полезность, взмахнула первый раз, думая что уже все решено и ее время быть съеденной или снова избитой и выброшенной зализывать раны. Этим взмахом она распорола всю правую сторону лица паука, лишив его глаз. Как удачно, уже поняв их полезность, она юркнула в слепую зону, продолжая полосовать паука, явно не ожидавшего сопротивления от столь маленькой добычи. Как приятно, забравшись на спину паука, разрывать его когтями, пока он не перестал шевелится. Почему женщина попыталась воспользоваться ими лишь когда было уже слишком поздно?
И эта странная палка, концы которой связаны. Женщина так метко кидалась из этой палки палками поменьше и острыми. Именно ими она убила кролика. Только вот в паука она кинуть не успела. Он подкрался незаметно для женщины.
А уж как полезна эта снимающаяся шкура! Паук не пробил эту шкуру, он смог убить женщину лишь попав ей в незакрытую распахнутой шкурой грудь. И снимать можно, как делала женщина, когда смывала в озере с себя грязь и запахи.
Все не как не унести.
А что если?
Да! У этой женщины была странная переносная ямка, из которой она достала эту «еду к кролику», сделанную как-будто из маленьких пузырьков.
Кстати, а где она? А то кролик уже заканчивается. Да, она не ела так сытно уже давно. Если не сказать никогда. Но такой случай упускать нельзя. Да и долго не полезут дети Рюслаты после такого вкусного мяса. А вот она. Откатилась в сторону в начале схватки. Ммм, как же вкусно.
В ямку, выкопанную не в земле, а похоже в чьей-то шкуре, отказались лезть только шкура для тела и странные палки.
Шкура что была женщине лишь до колена, ей оказалась аж до пяток. И широковата. Проблему с шириной решила шкура, что была длинная как змея, но плоская. «Снимающиеся руки» тоже оказались не столь полезны, оказывается взять в руки когда они одеты ничего невозможно, но можно снять и повесить на «плоскую змею», как делала женщина. «Палки» и «ямку», тоже по примеру женщины, она повесила за спину.
Только она решила идти, женщина попыталась пошевелится. Такое уже было. Люди умирали, переставали шевелиться, а потом вставали и преследовали ее, пока она не выманивала их на тварь посвирепее, на тех же пауков или гнездо роа. Надо убить, пока возможно. Пока враг беспомощен. Но ...
Из тех что вставали заново никто не пытался с ней заговорить! Да и взгляд был направлен на кусок кожи свёрнутый в трубочку и прикреплёный к «плоской змее», так что отцепить сразу было невозможно, да и не мешался он пока.
— Письмо … Надо … в лагерь … срочно…
Речь женщины часто прерывалась хрипами.
— Письмо? Лагерь?
Спросила она, присев рядом, но готовая отскочить в любой миг. Разговаривать она умела. И слова женщины понимала. Кроме этих.
Видимо по ошарашенному виду до женщины дошло что эти слова она слышит в первые.
— Письмо. — Женщина задевает «кусок кожи» у «плоской змеи» — А деревня это много людей. В той стороне — Долго собирается, но всё таки показывает рукой. — Три дня. — При этом показывает три пальца. — Молодец, что всё собрала. Я всё равно уже не жилец. Хотя и хотелось бы помереть одетой. — Кривая усмешка. Кашель с кровью. — Добей. Больно.
Добить? Да без проблем! «Снимающаяся рука» мгновенно оказалась «рукой одетой». Взмах, и голова отделяется от тела. Сухих веток вокруг достаточно. Навалить сверху и кинуть уголёк из костра. Горелая да безголовы уже точно не встанет. А ежели разгорится пожар, то от трупа и трупа-то не останется. А уж как тварей распугааает.
Кстати о тварях. Их наверно, на запах крови несётся очень много. Пора уходить. Вернее убегать. И быстро.
Женщину ей было совсем не жалко. Но почему-то перед глазами стояли горько улыбающееся лицо женщины, и хотелось, не плакать, нет, хотелось выть, задрав голову к небу и во всё горло.
Да и «письмо» она и не думала нести. Просто интересно как это — много людей и, судя по тому как уверенно женщина показывала направление, на одном месте. Да их твари слопают запросто! Или они так умело прячутся? Любопытно.
Да и если б не любопытство она б не «нашла» столько полезностей.
Именно любопытство заставило её проследить за охотившейся женщиной. Именно любопытство заставило её просидеть долгое время не далеко от костра. Но, если продолжать, тоже самое любопытство чуть не скормило пауку. Дальше спасало лишь везенье.
Но как-бы то ни было сегодня ей — повезло. И полезностей много набрала, надо будет разобраться в них где-нибудь в укромном месте, и поела надолго вперёд.
Ноги сами понесли от зарождающегося пожара в сторону указанную женщиной. Три дня пути. Это если б шла женщина. Она же доберётся туда на второй день. И то если самое тёмное время просидит где-нибудь в укромном месте, разбираясь в полезностях.
------------------
Укрытие нашлось вовремя. Она уже стала уставать. И от непривычной «съёмной шкуры», и от столь же непривычной «ямки» за спиной, уж как её подгоняла «странная палка», время от времени стукая по тому месту, где спина называется по другому.
Забравшись в маленькую пещеру, она разложила все полезности. Жуя найденную в «ямке» «еду к кролику», но уже без кролика, она принялась осматривать разложенное на полу.
Мягкая «шкура на ноги» сначала оказалась длинной, но удобно подгибалась. «Шкура на стопы» поначалу показалась не очень удобной, но затем она нашла несколько тонких «шкур на стопы» и вспомнила, что похожие оставила на женщине, также нашлись несколько тонких «шкур для тела» и «шкур для того места откуда ноги растут», тоже оставленных на трупе, из-за того что показались не полезными. С ними все толстые и крепкие «съёмные шкуры» перестали тереть и уже не настолько сковывали движения. Да и «ямка» похудев удобней ложилась на спину. Только «странная палка» по прежнему не хотела вешаться по удобней. Решив, что «ямку» и «странную палку» она повесит на спину уже перед уходом, она их сняла и сложила в углу пещеры. Туда же положила толстую «шкуру для тела».
Пришла очередь «письма». Долго провозившись отделяя его от «плоской змеи», она наконец-то получила возможность разглядеть трубочку. Трубочка оказалась скреплена кляксой чего-то твёрдого. Повертев «письмо» и так и эдак, она не поняла его назначения. Хотела выбросить, руки сами прицепили его обратно.
Всё. Больше её здесь ничего не держало. В темноте она видела ничуть ни хуже чем при свете дня. Тварей рядом она не чуяла. Ран, с текущей из них кровью, на ней не было. Так что и твари учуять её не могли. Одев «шкуру для тела» и повесив за спину «ямку», она двинулась дальше в сторону «лагеря».
По пути время от времени останавливалась и пробовала «странную палку» в деле. Старалась «кидать» не далеко, чтоб не потерять «острые палки». Боле-менее поняв как пользоватся и всё-таки потеряв одну «острую палку» (ну ктож знал что она так крепко и глубоко воткнётся в дерево, что и достать её оттуда будет невозможно), она всё таки убрала её за спину.
Солнце уже начало садится, она уже начала переживать уж не прошла ли она мимо, когда из под обрыва послышалось множество людских голосов.
Аккуратно подкравшись к обрыву, она увидела много людей! И странные гнёзда, сделанные из стволов деревьев! И не менее странные полянки, с растениями, расположенными ровными рядами! И всё это было окружено аккуратным и высокой насыпью камней! Вот как они выживают!
Узнала, выведала и в путь. Куда-нибудь подальше отсюда. Вряд ли люди обрадуются, узнав что она убила ту женщину. Она конечно же избавила ту от страданий, но вряд ли кто будет разбираться.
Встав и обернувшись она заметила, что её тоже заметили.
На неё смотрели двое старых людей, мужчина и женщина. Смотрели настороженно, но без угрозы. У обоих за спинами сухие ветки, видимо для костра.
Бежать, первая мысль. Вторая, ты теперь сильнее, у тебя есть полезности, убей и скрыться будет гораздо проще. Но руки сами, вместо «снимающихся рук» или «странной палки» уже держали «письмо».
— Письмо. — только и оставалось произнести ей — В лагерь.
Люди заговорили между собой.
— Иди, возьми письмо, старый. — сказала женщина.
— Да ты чаго, бабка? А вдруг она из чудовищ, смотри кожа фиолетова, не людска вовся, волосы белы, как снег, а глазищи красны, и светятся будто! Да и при оружии!
— Ты чаго, старой? Дитя спужался? Не було таких чудищ, шоб на дитёв похожия! Даж мертвяки и то, взрослыя да большия!
— Нее. Ты как хошь, а я к ней не подойду! А вдрух заманиват? Давай лучша стражу со стен кликнем? Не далеко ведь. А ещё лучша старосту пущай прихватят!
—Иих! Ори, старой! Пущай над тобой весь околоток поржёт! — сказала старая женщина. И уже обращаясь к ней — Ты присядь милая. Это надооолго! Наши охраннички лишь за самогоном быстро бегають! Да до деревянного камня! Ежели живот скрутит. — закончила, посмеиваясь старая женщина.
Она так и сделала. Уселась на камень поудобнее. Достала остатки «еды к кролику» и стала жевать.
— Да ты погляди, старой! Разуй глазёнки свои! Где ж это видано, шоб чудища хлеб ели!? Говорю тебе, дитё это! — тут же отреагировала старая женщина.
Но старый мужчина, не обращая внимания, продолжал орать на всю округу. — Охраннички! Кузкину мать! Проспите всё! А ну бегом сюда, здесь чудовища шпьёна заслали! — И оглянувшись на крепкий сук, на который опёрлась старая женщина — И старосту прихватите! А то вдруг и правда девчонка с письмом, а вы её пристрелите при попытке предъявить документы!
С насыпи отозвались. Подошли довольно быстро. Пятеро сильных мужчин. Теперь даже думать о побеге поздно.
Крепкий, нестарый, но и не молодой мужчина, в котором чуялось что-то от вожака стаи, подошёл и произнёс: — «Грузд!»
— А что такое «грузд»? Я только «письмо» отдать хотела. В лагерь. — протягивая «письмо» сказала она.
— Зовут меня так – Грузд! Имя такое. А тебя как зовут?
— Никак не зовут. Зачем? Да и некому. Одна я.
И правда, когда людей так много, а поговорить надо с кем-то одним, нужно позвать именно его, а не созывать всех окружающих как волк воем. Похоже тут у всех есть «имя».
А у Грузда и окружающих тихонько округлялись глаза.
— Одна? А откуда ты?
— Из лесу. — махнула рукой, показывая откуда пришла. И вспомнив. Показала три пальца. — Три дня пути.
— Нет там лагерей. Да и одёжка на тебе явно не твоя и кажется знакомая. — произнёс из-за спины Грузда один из «охранничков»
— Марены это одёжка. Охотницы, что гонцом подрабатывала, да и оружие явно её. По сапогам и «лапам» вижу. Сколько говорил брось ты эти «лапы», купи мечь, дешевле и надежнее. — сказал другой, указывая на «съёмные руки» и «оружие» в своей руке.
— Таак. Рассказывай откуда одежда, что на тебе? — обратился Грузд к камню на котором она только что сидела.
Её уже там не было. В два прыжка обогнув стаю людей, она третьим прыжком вскочила на подкрадывавшегося паука. Не удачно. Ноги разъехались. Там где босые ноги держались цепко «сапоги» скользили. Будто оседлав паука она что было сил сжала ноги, чтоб не слететь на землю совсем. И «лапами» полосовала всё до чего могла дотянутся. «Охраннички» увидев эту картину застыли. Лишь Грузд кромсал паука как мог, стараясь не задеть «всадницу». Наконец паук перестал дёргаться.
— Все в лагерь. А то ещё налетят. Темень уже, не видно ни зги. — сказал Грузд, вытирая травой мечь.
Она, направилась в другую сторону от лагеря.
— Ты куда? — В догонку ей крикнул Грузд. — Я ж сказал «все в лагерь».
— Пусть идёт. А вдруг и правда она ¬¬¬- чудовище — сказал «охранничек», узнавший Маренину одёжду. За что тут же огрёб от Грузда кулаком в ухо и суком от «бабки» вдоль спины.
— Переночуй у нас. Выспись. Да в баньку заодно сходишь, помоешься. А то вон из-за фиолетовой грязи за чудовище принимают. Да и вдруг понравится, глядишь на совсем приживёшься — прокричал Грузд, когда она обернулась.
---------------------
По пути в лагерь она узнала много нового: что людские гнёзда называются «дома», что войти в лагерь можно только через «ворота», что у всех в лагере есть имена, что она ребёнок и девочка, что «бабка» не «бабка», а «старушка» (попутно с получением этого знания она получила по спине суком, но не сильно). Дальше прошла экскурсия по лагерю, во время которой Грузд, а иногда и «стражи», рассказывали что для чего и как называется. Рассказывала и она, как встретилась с Мареной, как жила до этого. Несмотря на недоверие стражников Грузд ей верил. Так за познавательной беседой и добрались до дома Грузда. Где за едой и встал вопрос: как же её всё таки зовут?
— Никак. Я одна жила. Где людей много будут звать девочкой и ребёнком.
— Ну детей тоже много. И девочки среди них есть. Вон у Сардины тоже дочь. Такая проказница скажу я тебе.
— То есть я не одна девочка и ребёнок?
— Нет.
— Тогда Мареной буду. — глядя на «лапки сибилы», доставшиеся в наследство как сказал Грузд, проговорила она.
— И имя в наследство возьмёшь — полусерьёзно спросил Грузд
— Да.
— Гляди какая смелая, не боится имя у мертвого позаимствовать. — раздался со спины приятный женский голос.
Оглянувшись Марена увидела красивую женщину.
— Моя жена. Вера. — представил её Грузд. И поспешно встав из-за стола обнял и поцеловал её.
После еды Марену и вправду отправили в баню. Где путём долгого отмокания, мытья, скребления и прочих процедур помогающих отмыться было выяснено что фиолетовый это родной цвет кожи Марены, а не въевшася грязь. После таких процедур она просто свалилась на кровать и уснула так крепко, как никогда в жизни не спала.
На утро Марена решила остаться ещё на денёчек. Потом ещё. Пока через неделю Грузд не объявил, что удочеряет её. И если кто-то обидит Марену, то будет иметь дело с ним, Груздом, ибо за свою дочь он любого до смерти забъёт. На следующий день её послали в лес. По грибы. Она собрала всё что ела сама. И жуя свой любимый красный с белыми точками гриб поставила добычу на стол. Надо отдать должное Вере. Она не стала кричать, ругаться. Вера просто послала за Мастером Эльпидоном. Он проведя несколько тестов сказал что у Марены полный иммунитет к яду, и к стихиям она равнодушна. Прозвучала шутка про маленьких дроу из детских сказок. А на следующее утро они с Верой пошли в лес. Где Вера ей объяснила, что едят люди в лагере, а чем могут отравиться. И в следующие разы ей давали корзину под грибы или ягоды «для всех» и мешочек под её «деликатесы».
А ещё через неделю Марена осмелела настолько что напросилась в ученики к местным Мастерам.
С Мастером Тероной они долго и упорно тренировались в стрельбе и производстве луков, а также в выслеживании тварей. Получалось неплохо. А в выслеживании тварей получалось так что Терона тренировалась у неё.
Мастер Фотис на вечер третьего дня (тренировались они ночью) объявил, что учится у него ей нечему. И что Марена когда вырастет, если захочет может сама стать Мастером убийц. Когти, кинжалы, легкая броня в этом ей нет равных.
А вот с чарами и тяжёлым оружием возникли проблемы. Из чар получались только ауры. А тяжёлые броня и оружие были для неё тяжелы. Мастер Вилмар советовал обратится к нему лет через пять, ибо для 12-летней девочки сила собственно не свойственна.
А вот Мастер Екатерина настоятельно советовала забыть про ворожбу и пользоваться посохом лишь как дубиной, а жезлом как кинжалом.
----------------
Так за тренировками, заботами, купанием в море и прочими шалостями прошёл почти год. Почти все перестали обращать внимание на её цвет кожи, волос и глаз. Она уже стала забывать о времени когда была одна против всего мира.
В ту ночь все жители лагеря проснулись страшного грохота. Нападающие просто вынесли ворота големами.
Все жители лагеря кто мог взялись за оружие. Марена взобравшись на крышу мельницы долго поливала стрелами нападавших. Видела как Терона выкашивает ряды противника залпами стрел. Иногда замечала как то тут там как из неоткуда возникает Фотис, и там где он появлялся враги падали как подкошенные пытаясь заткнуть иногда даже маленький порез через который кровь била фонтаном. Видела как Вилмар иногда стоял как утес об который разбивались волны, иногда двигался как косарь в траве и враги падали под его ударами как трава. Как Екатерина поднимала мёртвых на смертный бой. Марена поняла, что с ТАКИМИ Мастерами ей не сравниться, что они лишь играли в её игру. Но всё было тщетно, врагов было явно больше. И вот наступил миг когда оглядываться по сторонам стало некогда, пауки забрались к ней. Она откинув в сторону лук, нацепила «лапки» так часто выручавшие её. Пауки просто рассекались с одного-двух ударов привыкшей к оружию Марены. Но их было много, она уже начала уставать. И тут пришла она. Огромная, даже для своего вида, чёрная словно сажа, паучиха. Она просто сбила Марену с ног. И вот отбиваясь от жвал паучихи Марена ощутила старое едва знакомое чувство. Это чувство заставило Марену отвлечься даже от паучихи. И она увидела их! Личинки Рюсплаты и много! Ими кишела не только крыша мельницы, но и стены и улицы. Тогда Марена что было сил и на сколько позволял размах вонзила когти «лапок» в паучиху и оттолкнувшись выскочила и из «лапок» и из лапок паука. Сейчас она была безоружна. Сейчас она была просто жертва. Что придало ей скорости и ловкости. Она просто подпрыгнула над паучихой и ударила сверху используя силу своих рук, вес своего падающего тела и способности «Мордобоев», только вчера подаренных ей на день рожденья. От такого удара любой паучий панцирь должен был треснуть оголяя нежное, любимое личинками Рюсплаты, мясо паука. Но треснул не панцирь. Треснула крыша под пауком. И они всем скопом полетели вниз. Паучиха оглушённая ударом об пол осталась лежать. Марена огляделась в поисках оружия. Цепь. Цепь на которой мельник когда держал быка. И зарезав быка каким-то чудом принёс сюда и так и не унес до дому. Схватив цепь Марена принялась крушить всё и всех пока не увидела, что панцирь паучихи всё таки лопнул. Паучиха пытается уползти прочь от этой странной, больно бьющей маленькой девочки, прочь от мельницы, прочь от лагеря, а самое главное прочь от личинок, которые стали интересоваться только ей. Паучиха уползала из лагеря. За ней длинной вереницей личинки. Марена перевела дух. И, размахивая цепью, вылетела на улицу. Людей из лагеря вокруг уже не было. Куда отступать не известно. Вспомнилось восклицание Грузда, едва прочитавшего то письмо, «Ну нападут, ну много что неотобьёмся, сядем на лодки и уплывём в море». Значит надо пробиваться к берегу. Вспомнился трюк, однажды показанный Фотисом, правда он пользовался верёвкой, но цепь ничуть ни хуже. И вот медленно, но верно Марена пробилась туда куда надобно. Взмах, зацеп, натяг, рывок. И быстро, быстро наматываем цепь на руку. Всё. Можно расслабиться и оглядеться. Она на крыше. Пауки и личинки ушли. На крыши влезть вроде больше не кому. Да, люди медленно, но верно отступают к берегу. Но их уже очень мало. Прыгая с крыши на крышу, ещё один трюк показанный Фотисом, она почти добралась до берега. Она на крыше крайнего дома. Всё, дальше придётся по земле. И тут. Перед ней будто из неоткуда возник почти человек с кожей такого же цвета как и её.
— Привет, дочурка! Давно не виделись.
— Кто ты, китава тебя забери? — взмах цепью в его сторону.
— Дожили, родная дочь уже не узнаёт! А ведь столько раз спасал, пока ты не научилась прятаться! Ты думала и правда дети Рюсплаты ползают поодиночке или что от паука можно убежать? — Он просто сбивает цепь в сторону.
— МЕЛАВИЙ!!! — из-за спины выскакивает Грузд, и рубит, рубит, рубит.
Марена ещё ни разу не видела, чтоб рубились вот так, в каждой руке по полноценному двуручнику, и порхают они вряд ли медленнее чем кинжалы в руках Фотиса. Мелавий даже перестал отвлекаться на разговоры.
— Грузд, уводи девочку! — Один из ударов Мелавия блокирует Вилмар.
— Пусть остальные садятся в лодки и уплывают. — Грузд продолжает атаковать.
— А нет больше лодок, от слова совсем, вон красиво горят. — Фотис втыкает кинжал Мелавию в спину.
— И люди все здесь. Даже Екатерина куда-то пропала. — Терона вгоняет в Мелавия очередь.
— Уводи девчонку! К детскому плоту! Про него никто не знал. — Фотис просто вбивает кинжалы в почки Мелавия.
Грузд хватает Марену под мышку и несётся к, как она считала секретному детскому месту на берегу. Под конец он её перехватывает на руки как младенца. Буквально бросает её на плот. Отталкивает от берега и закрывая её и плот своей спиной гребёт от берега. Она видит как Мастера оставшиеся на берегу буквально выкладываются на полную, отвлекая, на себя Мелавия. Но берег всё дальше, вот уже не видно на нём людей, вот он и сам скрывается в ночи.
— Всё, папа, хватит. Они нас не догонят. А плот не выдержит если ты устанешь!
— «Папа»! Всё мечтал, что сын меня так назовёт, но не давал создатель нам с Верой ребятишек. За последний года она расцвела совсем с тобой нянькаясь. Эх отцвела уже! Хорошо не долго ей там одной куковать. Прощай, солнышко! А ведь и впрям в лице сходство есть. Только твоё красивое. И всё таки не его, меня «папой» назвала! — с каждым словом он говорил все тише и всё дальше и дальше отставал от плота. Под конец он вообще отцепился от плота и полностью лёг на воду. Из его спины торчало столько стрел, что он стал похож на ежа. Она долго провожала его взглядом, пока его не стало видно из-за толщи воды. А потом перевернулась на спину и стала смотреть как в небе одна за другой падают звёзды.
-----------------------------------------
Три дня она провела среди водной глади. Три дня в её голове кружилась лишь одна мысль. «Похож на меня?! Ну я это исправлю. Похожих на меня быть не может. Я одна и не повторимая.»
Но почему-то перед глазами стояли лица Марены, Грузда, Веры. И почему то она выла, выла в голос не сдерживая себя.
А теперь показался берег и по очертаниям в нём легко узнавалось Сумрачное Взморье. Ну счас она оторвётся за сорваный голос!!!)

Прошу не надо слёз, не надо паники.
А мы опять в пути "Пути Изгнаника"

"

Сорокопут написал:

Сегодня ей повезло.

Скрытый текст

Сегодня ей не придется зализывать раны в каком-нибудь укромном месте, утоляя голод лишь детьми Рюсплаты, чуявшими слабость и пытавшимися прицепиться к ней. Но они ошибались. Она, сколько себя помнила, чуяла их, да и не только их, она знала - нельзя им дать даже на миг вцепиться своими лапками в себя. Поэтому просто хватала их за хвост и била о камни, если пряталась в пещере, или об острые крепкие сучья, если дело происходило в лесу. Била сильно, что было сил. Пока голова твари не раскалывалась. Дальше надо было вцепиться пальчиками в раскол и тянуть в разные стороны, пока в каждой руке не будет по половинке. Если лапки еще дергались, значит можно есть. Выковыривать из панциря мякоть. Ту самую склизкую, еще теплую мякоть. Которую она считала вкусной, до сегодняшнего дня. Если же лапки уже безжизненно обвисли, то оставалось только забрасывать тушку подальше и искать другое место, потому как тварей понабежит на вонь столько, что отбиться явно не светит. Да и жив в памяти тот злосчастный день, когда она съела, вернее попыталась съесть, уже не дергающуюся в руке мякоть.
Тогда скверный запах шибанул в нос, когда кусок был еще на полпути ко рту. На вкус он оказался еще хуже. Организм выкинув из себя все что мог, пытался вывернутся наизнанку. С того места пришлось уползать на всех четырех. Но даже в таком положении земля норовила то стать вместо неба, а то и вовсе стукнуть в лицо. Так что съедобной мякоть детей Рюсплаты была только пока они были живы.
Интересно, а этот паук тоже вкусный только пока шевелится? Или его можно есть даже сейчас? Или его надо подержать в углях, как женщина со странной палкой держала кролика?
Точно - кролик! Он до сих пор лежит в углях, разгоревшихся уже в полноценный костер, распространяя манящий запах, на который видимо и пришел паук.
Отобрав кролика у огня и жуя на ходу она стала высматривать то, что может быть полезным. Полезным казалось все.
И эти странные снимающиеся руки, похожие на лапы рыси, но гораздо большего размера, чем она встречала. Как удачно легли в них ее родные руки, когда она запнулась убегая от паука. Как удачно она, не понимая еще их полезность, взмахнула первый раз, думая что уже все решено и ее время быть съеденной или снова избитой и выброшенной зализывать раны. Этим взмахом она распорола всю правую сторону лица паука, лишив его глаз. Как удачно, уже поняв их полезность, она юркнула в слепую зону, продолжая полосовать паука, явно не ожидавшего сопротивления от столь маленькой добычи. Как приятно, забравшись на спину паука, разрывать его когтями, пока он не перестал шевелится. Почему женщина попыталась воспользоваться ими лишь когда было уже слишком поздно?
И эта странная палка, концы которой связаны. Женщина так метко кидалась из этой палки палками поменьше и острыми. Именно ими она убила кролика. Только вот в паука она кинуть не успела. Он подкрался незаметно для женщины.
А уж как полезна эта снимающаяся шкура! Паук не пробил эту шкуру, он смог убить женщину лишь попав ей в незакрытую распахнутой шкурой грудь. И снимать можно, как делала женщина, когда смывала в озере с себя грязь и запахи.
Все не как не унести.
А что если?
Да! У этой женщины была странная переносная ямка, из которой она достала эту «еду к кролику», сделанную как-будто из маленьких пузырьков.
Кстати, а где она? А то кролик уже заканчивается. Да, она не ела так сытно уже давно. Если не сказать никогда. Но такой случай упускать нельзя. Да и долго не полезут дети Рюслаты после такого вкусного мяса. А вот она. Откатилась в сторону в начале схватки. Ммм, как же вкусно.
В ямку, выкопанную не в земле, а похоже в чьей-то шкуре, отказались лезть только шкура для тела и странные палки.
Шкура что была женщине лишь до колена, ей оказалась аж до пяток. И широковата. Проблему с шириной решила шкура, что была длинная как змея, но плоская. «Снимающиеся руки» тоже оказались не столь полезны, оказывается взять в руки когда они одеты ничего невозможно, но можно снять и повесить на «плоскую змею», как делала женщина. «Палки» и «ямку», тоже по примеру женщины, она повесила за спину.
Только она решила идти, женщина попыталась пошевелится. Такое уже было. Люди умирали, переставали шевелиться, а потом вставали и преследовали ее, пока она не выманивала их на тварь посвирепее, на тех же пауков или гнездо роа. Надо убить, пока возможно. Пока враг беспомощен. Но ...
Из тех что вставали заново никто не пытался с ней заговорить! Да и взгляд был направлен на кусок кожи свёрнутый в трубочку и прикреплёный к «плоской змее», так что отцепить сразу было невозможно, да и не мешался он пока.
— Письмо … Надо … в лагерь … срочно…
Речь женщины часто прерывалась хрипами.
— Письмо? Лагерь?
Спросила она, присев рядом, но готовая отскочить в любой миг. Разговаривать она умела. И слова женщины понимала. Кроме этих.
Видимо по ошарашенному виду до женщины дошло что эти слова она слышит в первые.
— Письмо. — Женщина задевает «кусок кожи» у «плоской змеи» — А деревня это много людей. В той стороне — Долго собирается, но всё таки показывает рукой. — Три дня. — При этом показывает три пальца. — Молодец, что всё собрала. Я всё равно уже не жилец. Хотя и хотелось бы помереть одетой. — Кривая усмешка. Кашель с кровью. — Добей. Больно.
Добить? Да без проблем! «Снимающаяся рука» мгновенно оказалась «рукой одетой». Взмах, и голова отделяется от тела. Сухих веток вокруг достаточно. Навалить сверху и кинуть уголёк из костра. Горелая да безголовы уже точно не встанет. А ежели разгорится пожар, то от трупа и трупа-то не останется. А уж как тварей распугааает.
Кстати о тварях. Их наверно, на запах крови несётся очень много. Пора уходить. Вернее убегать. И быстро.
Женщину ей было совсем не жалко. Но почему-то перед глазами стояли горько улыбающееся лицо женщины, и хотелось, не плакать, нет, хотелось выть, задрав голову к небу и во всё горло.
Да и «письмо» она и не думала нести. Просто интересно как это — много людей и, судя по тому как уверенно женщина показывала направление, на одном месте. Да их твари слопают запросто! Или они так умело прячутся? Любопытно.
Да и если б не любопытство она б не «нашла» столько полезностей.
Именно любопытство заставило её проследить за охотившейся женщиной. Именно любопытство заставило её просидеть долгое время не далеко от костра. Но, если продолжать, тоже самое любопытство чуть не скормило пауку. Дальше спасало лишь везенье.
Но как-бы то ни было сегодня ей — повезло. И полезностей много набрала, надо будет разобраться в них где-нибудь в укромном месте, и поела надолго вперёд.
Ноги сами понесли от зарождающегося пожара в сторону указанную женщиной. Три дня пути. Это если б шла женщина. Она же доберётся туда на второй день. И то если самое тёмное время просидит где-нибудь в укромном месте, разбираясь в полезностях.
------------------
Укрытие нашлось вовремя. Она уже стала уставать. И от непривычной «съёмной шкуры», и от столь же непривычной «ямки» за спиной, уж как её подгоняла «странная палка», время от времени стукая по тому месту, где спина называется по другому.
Забравшись в маленькую пещеру, она разложила все полезности. Жуя найденную в «ямке» «еду к кролику», но уже без кролика, она принялась осматривать разложенное на полу.
Мягкая «шкура на ноги» сначала оказалась длинной, но удобно подгибалась. «Шкура на стопы» поначалу показалась не очень удобной, но затем она нашла несколько тонких «шкур на стопы» и вспомнила, что похожие оставила на женщине, также нашлись несколько тонких «шкур для тела» и «шкур для того места откуда ноги растут», тоже оставленных на трупе, из-за того что показались не полезными. С ними все толстые и крепкие «съёмные шкуры» перестали тереть и уже не настолько сковывали движения. Да и «ямка» похудев удобней ложилась на спину. Только «странная палка» по прежнему не хотела вешаться по удобней. Решив, что «ямку» и «странную палку» она повесит на спину уже перед уходом, она их сняла и сложила в углу пещеры. Туда же положила толстую «шкуру для тела».
Пришла очередь «письма». Долго провозившись отделяя его от «плоской змеи», она наконец-то получила возможность разглядеть трубочку. Трубочка оказалась скреплена кляксой чего-то твёрдого. Повертев «письмо» и так и эдак, она не поняла его назначения. Хотела выбросить, руки сами прицепили его обратно.
Всё. Больше её здесь ничего не держало. В темноте она видела ничуть ни хуже чем при свете дня. Тварей рядом она не чуяла. Ран, с текущей из них кровью, на ней не было. Так что и твари учуять её не могли. Одев «шкуру для тела» и повесив за спину «ямку», она двинулась дальше в сторону «лагеря».
По пути время от времени останавливалась и пробовала «странную палку» в деле. Старалась «кидать» не далеко, чтоб не потерять «острые палки». Боле-менее поняв как пользоватся и всё-таки потеряв одну «острую палку» (ну ктож знал что она так крепко и глубоко воткнётся в дерево, что и достать её оттуда будет невозможно), она всё таки убрала её за спину.
Солнце уже начало садится, она уже начала переживать уж не прошла ли она мимо, когда из под обрыва послышалось множество людских голосов.
Аккуратно подкравшись к обрыву, она увидела много людей! И странные гнёзда, сделанные из стволов деревьев! И не менее странные полянки, с растениями, расположенными ровными рядами! И всё это было окружено аккуратным и высокой насыпью камней! Вот как они выживают!
Узнала, выведала и в путь. Куда-нибудь подальше отсюда. Вряд ли люди обрадуются, узнав что она убила ту женщину. Она конечно же избавила ту от страданий, но вряд ли кто будет разбираться.
Встав и обернувшись она заметила, что её тоже заметили.
На неё смотрели двое старых людей, мужчина и женщина. Смотрели настороженно, но без угрозы. У обоих за спинами сухие ветки, видимо для костра.
Бежать, первая мысль. Вторая, ты теперь сильнее, у тебя есть полезности, убей и скрыться будет гораздо проще. Но руки сами, вместо «снимающихся рук» или «странной палки» уже держали «письмо».
— Письмо. — только и оставалось произнести ей — В лагерь.
Люди заговорили между собой.
— Иди, возьми письмо, старый. — сказала женщина.
— Да ты чаго, бабка? А вдруг она из чудовищ, смотри кожа фиолетова, не людска вовся, волосы белы, как снег, а глазищи красны, и светятся будто! Да и при оружии!
— Ты чаго, старой? Дитя спужался? Не було таких чудищ, шоб на дитёв похожия! Даж мертвяки и то, взрослыя да большия!
— Нее. Ты как хошь, а я к ней не подойду! А вдрух заманиват? Давай лучша стражу со стен кликнем? Не далеко ведь. А ещё лучша старосту пущай прихватят!
—Иих! Ори, старой! Пущай над тобой весь околоток поржёт! — сказала старая женщина. И уже обращаясь к ней — Ты присядь милая. Это надооолго! Наши охраннички лишь за самогоном быстро бегають! Да до деревянного камня! Ежели живот скрутит. — закончила, посмеиваясь старая женщина.
Она так и сделала. Уселась на камень поудобнее. Достала остатки «еды к кролику» и стала жевать.
— Да ты погляди, старой! Разуй глазёнки свои! Где ж это видано, шоб чудища хлеб ели!? Говорю тебе, дитё это! — тут же отреагировала старая женщина.
Но старый мужчина, не обращая внимания, продолжал орать на всю округу. — Охраннички! Кузкину мать! Проспите всё! А ну бегом сюда, здесь чудовища шпьёна заслали! — И оглянувшись на крепкий сук, на который опёрлась старая женщина — И старосту прихватите! А то вдруг и правда девчонка с письмом, а вы её пристрелите при попытке предъявить документы!
С насыпи отозвались. Подошли довольно быстро. Пятеро сильных мужчин. Теперь даже думать о побеге поздно.
Крепкий, нестарый, но и не молодой мужчина, в котором чуялось что-то от вожака стаи, подошёл и произнёс: — «Грузд!»
— А что такое «грузд»? Я только «письмо» отдать хотела. В лагерь. — протягивая «письмо» сказала она.
— Зовут меня так – Грузд! Имя такое. А тебя как зовут?
— Никак не зовут. Зачем? Да и некому. Одна я.
И правда, когда людей так много, а поговорить надо с кем-то одним, нужно позвать именно его, а не созывать всех окружающих как волк воем. Похоже тут у всех есть «имя».
А у Грузда и окружающих тихонько округлялись глаза.
— Одна? А откуда ты?
— Из лесу. — махнула рукой, показывая откуда пришла. И вспомнив. Показала три пальца. — Три дня пути.
— Нет там лагерей. Да и одёжка на тебе явно не твоя и кажется знакомая. — произнёс из-за спины Грузда один из «охранничков»
— Марены это одёжка. Охотницы, что гонцом подрабатывала, да и оружие явно её. По сапогам и «лапам» вижу. Сколько говорил брось ты эти «лапы», купи мечь, дешевле и надежнее. — сказал другой, указывая на «съёмные руки» и «оружие» в своей руке.
— Таак. Рассказывай откуда одежда, что на тебе? — обратился Грузд к камню на котором она только что сидела.
Её уже там не было. В два прыжка обогнув стаю людей, она третьим прыжком вскочила на подкрадывавшегося паука. Не удачно. Ноги разъехались. Там где босые ноги держались цепко «сапоги» скользили. Будто оседлав паука она что было сил сжала ноги, чтоб не слететь на землю совсем. И «лапами» полосовала всё до чего могла дотянутся. «Охраннички» увидев эту картину застыли. Лишь Грузд кромсал паука как мог, стараясь не задеть «всадницу». Наконец паук перестал дёргаться.
— Все в лагерь. А то ещё налетят. Темень уже, не видно ни зги. — сказал Грузд, вытирая травой мечь.
Она, направилась в другую сторону от лагеря.
— Ты куда? — В догонку ей крикнул Грузд. — Я ж сказал «все в лагерь».
— Пусть идёт. А вдруг и правда она ¬¬¬- чудовище — сказал «охранничек», узнавший Маренину одёжду. За что тут же огрёб от Грузда кулаком в ухо и суком от «бабки» вдоль спины.
— Переночуй у нас. Выспись. Да в баньку заодно сходишь, помоешься. А то вон из-за фиолетовой грязи за чудовище принимают. Да и вдруг понравится, глядишь на совсем приживёшься — прокричал Грузд, когда она обернулась.
---------------------
По пути в лагерь она узнала много нового: что людские гнёзда называются «дома», что войти в лагерь можно только через «ворота», что у всех в лагере есть имена, что она ребёнок и девочка, что «бабка» не «бабка», а «старушка» (попутно с получением этого знания она получила по спине суком, но не сильно). Дальше прошла экскурсия по лагерю, во время которой Грузд, а иногда и «стражи», рассказывали что для чего и как называется. Рассказывала и она, как встретилась с Мареной, как жила до этого. Несмотря на недоверие стражников Грузд ей верил. Так за познавательной беседой и добрались до дома Грузда. Где за едой и встал вопрос: как же её всё таки зовут?
— Никак. Я одна жила. Где людей много будут звать девочкой и ребёнком.
— Ну детей тоже много. И девочки среди них есть. Вон у Сардины тоже дочь. Такая проказница скажу я тебе.
— То есть я не одна девочка и ребёнок?
— Нет.
— Тогда Мареной буду. — глядя на «лапки сибилы», доставшиеся в наследство как сказал Грузд, проговорила она.
— И имя в наследство возьмёшь — полусерьёзно спросил Грузд
— Да.
— Гляди какая смелая, не боится имя у мертвого позаимствовать. — раздался со спины приятный женский голос.
Оглянувшись Марена увидела красивую женщину.
— Моя жена. Вера. — представил её Грузд. И поспешно встав из-за стола обнял и поцеловал её.
После еды Марену и вправду отправили в баню. Где путём долгого отмокания, мытья, скребления и прочих процедур помогающих отмыться было выяснено что фиолетовый это родной цвет кожи Марены, а не въевшася грязь. После таких процедур она просто свалилась на кровать и уснула так крепко, как никогда в жизни не спала.
На утро Марена решила остаться ещё на денёчек. Потом ещё. Пока через неделю Грузд не объявил, что удочеряет её. И если кто-то обидит Марену, то будет иметь дело с ним, Груздом, ибо за свою дочь он любого до смерти забъёт. На следующий день её послали в лес. По грибы. Она собрала всё что ела сама. И жуя свой любимый красный с белыми точками гриб поставила добычу на стол. Надо отдать должное Вере. Она не стала кричать, ругаться. Вера просто послала за Мастером Эльпидоном. Он проведя несколько тестов сказал что у Марены полный иммунитет к яду, и к стихиям она равнодушна. Прозвучала шутка про маленьких дроу из детских сказок. А на следующее утро они с Верой пошли в лес. Где Вера ей объяснила, что едят люди в лагере, а чем могут отравиться. И в следующие разы ей давали корзину под грибы или ягоды «для всех» и мешочек под её «деликатесы».
А ещё через неделю Марена осмелела настолько что напросилась в ученики к местным Мастерам.
С Мастером Тероной они долго и упорно тренировались в стрельбе и производстве луков, а также в выслеживании тварей. Получалось неплохо. А в выслеживании тварей получалось так что Терона тренировалась у неё.
Мастер Фотис на вечер третьего дня (тренировались они ночью) объявил, что учится у него ей нечему. И что Марена когда вырастет, если захочет может сама стать Мастером убийц. Когти, кинжалы, легкая броня в этом ей нет равных.
А вот с чарами и тяжёлым оружием возникли проблемы. Из чар получались только ауры. А тяжёлые броня и оружие были для неё тяжелы. Мастер Вилмар советовал обратится к нему лет через пять, ибо для 12-летней девочки сила собственно не свойственна.
А вот Мастер Екатерина настоятельно советовала забыть про ворожбу и пользоваться посохом лишь как дубиной, а жезлом как кинжалом.
----------------
Так за тренировками, заботами, купанием в море и прочими шалостями прошёл почти год. Почти все перестали обращать внимание на её цвет кожи, волос и глаз. Она уже стала забывать о времени когда была одна против всего мира.
В ту ночь все жители лагеря проснулись страшного грохота. Нападающие просто вынесли ворота големами.
Все жители лагеря кто мог взялись за оружие. Марена взобравшись на крышу мельницы долго поливала стрелами нападавших. Видела как Терона выкашивает ряды противника залпами стрел. Иногда замечала как то тут там как из неоткуда возникает Фотис, и там где он появлялся враги падали как подкошенные пытаясь заткнуть иногда даже маленький порез через который кровь била фонтаном. Видела как Вилмар иногда стоял как утес об который разбивались волны, иногда двигался как косарь в траве и враги падали под его ударами как трава. Как Екатерина поднимала мёртвых на смертный бой. Марена поняла, что с ТАКИМИ Мастерами ей не сравниться, что они лишь играли в её игру. Но всё было тщетно, врагов было явно больше. И вот наступил миг когда оглядываться по сторонам стало некогда, пауки забрались к ней. Она откинув в сторону лук, нацепила «лапки» так часто выручавшие её. Пауки просто рассекались с одного-двух ударов привыкшей к оружию Марены. Но их было много, она уже начала уставать. И тут пришла она. Огромная, даже для своего вида, чёрная словно сажа, паучиха. Она просто сбила Марену с ног. И вот отбиваясь от жвал паучихи Марена ощутила старое едва знакомое чувство. Это чувство заставило Марену отвлечься даже от паучихи. И она увидела их! Личинки Рюсплаты и много! Ими кишела не только крыша мельницы, но и стены и улицы. Тогда Марена что было сил и на сколько позволял размах вонзила когти «лапок» в паучиху и оттолкнувшись выскочила и из «лапок» и из лапок паука. Сейчас она была безоружна. Сейчас она была просто жертва. Что придало ей скорости и ловкости. Она просто подпрыгнула над паучихой и ударила сверху используя силу своих рук, вес своего падающего тела и способности «Мордобоев», только вчера подаренных ей на день рожденья. От такого удара любой паучий панцирь должен был треснуть оголяя нежное, любимое личинками Рюсплаты, мясо паука. Но треснул не панцирь. Треснула крыша под пауком. И они всем скопом полетели вниз. Паучиха оглушённая ударом об пол осталась лежать. Марена огляделась в поисках оружия. Цепь. Цепь на которой мельник когда держал быка. И зарезав быка каким-то чудом принёс сюда и так и не унес до дому. Схватив цепь Марена принялась крушить всё и всех пока не увидела, что панцирь паучихи всё таки лопнул. Паучиха пытается уползти прочь от этой странной, больно бьющей маленькой девочки, прочь от мельницы, прочь от лагеря, а самое главное прочь от личинок, которые стали интересоваться только ей. Паучиха уползала из лагеря. За ней длинной вереницей личинки. Марена перевела дух. И, размахивая цепью, вылетела на улицу. Людей из лагеря вокруг уже не было. Куда отступать не известно. Вспомнилось восклицание Грузда, едва прочитавшего то письмо, «Ну нападут, ну много что неотобьёмся, сядем на лодки и уплывём в море». Значит надо пробиваться к берегу. Вспомнился трюк, однажды показанный Фотисом, правда он пользовался верёвкой, но цепь ничуть ни хуже. И вот медленно, но верно Марена пробилась туда куда надобно. Взмах, зацеп, натяг, рывок. И быстро, быстро наматываем цепь на руку. Всё. Можно расслабиться и оглядеться. Она на крыше. Пауки и личинки ушли. На крыши влезть вроде больше не кому. Да, люди медленно, но верно отступают к берегу. Но их уже очень мало. Прыгая с крыши на крышу, ещё один трюк показанный Фотисом, она почти добралась до берега. Она на крыше крайнего дома. Всё, дальше придётся по земле. И тут. Перед ней будто из неоткуда возник почти человек с кожей такого же цвета как и её.
— Привет, дочурка! Давно не виделись.
— Кто ты, китава тебя забери? — взмах цепью в его сторону.
— Дожили, родная дочь уже не узнаёт! А ведь столько раз спасал, пока ты не научилась прятаться! Ты думала и правда дети Рюсплаты ползают поодиночке или что от паука можно убежать? — Он просто сбивает цепь в сторону.
— МЕЛАВИЙ!!! — из-за спины выскакивает Грузд, и рубит, рубит, рубит.
Марена ещё ни разу не видела, чтоб рубились вот так, в каждой руке по полноценному двуручнику, и порхают они вряд ли медленнее чем кинжалы в руках Фотиса. Мелавий даже перестал отвлекаться на разговоры.
— Грузд, уводи девочку! — Один из ударов Мелавия блокирует Вилмар.
— Пусть остальные садятся в лодки и уплывают. — Грузд продолжает атаковать.
— А нет больше лодок, от слова совсем, вон красиво горят. — Фотис втыкает кинжал Мелавию в спину.
— И люди все здесь. Даже Екатерина куда-то пропала. — Терона вгоняет в Мелавия очередь.
— Уводи девчонку! К детскому плоту! Про него никто не знал. — Фотис просто вбивает кинжалы в почки Мелавия.
Грузд хватает Марену под мышку и несётся к, как она считала секретному детскому месту на берегу. Под конец он её перехватывает на руки как младенца. Буквально бросает её на плот. Отталкивает от берега и закрывая её и плот своей спиной гребёт от берега. Она видит как Мастера оставшиеся на берегу буквально выкладываются на полную, отвлекая, на себя Мелавия. Но берег всё дальше, вот уже не видно на нём людей, вот он и сам скрывается в ночи.
— Всё, папа, хватит. Они нас не догонят. А плот не выдержит если ты устанешь!
— «Папа»! Всё мечтал, что сын меня так назовёт, но не давал создатель нам с Верой ребятишек. За последний года она расцвела совсем с тобой нянькаясь. Эх отцвела уже! Хорошо не долго ей там одной куковать. Прощай, солнышко! А ведь и впрям в лице сходство есть. Только твоё красивое. И всё таки не его, меня «папой» назвала! — с каждым словом он говорил все тише и всё дальше и дальше отставал от плота. Под конец он вообще отцепился от плота и полностью лёг на воду. Из его спины торчало столько стрел, что он стал похож на ежа. Она долго провожала его взглядом, пока его не стало видно из-за толщи воды. А потом перевернулась на спину и стала смотреть как в небе одна за другой падают звёзды.
-----------------------------------------
Три дня она провела среди водной глади. Три дня в её голове кружилась лишь одна мысль. «Похож на меня?! Ну я это исправлю. Похожих на меня быть не может. Я одна и не повторимая.»
Но почему-то перед глазами стояли лица Марены, Грузда, Веры. И почему то она выла, выла в голос не сдерживая себя.
А теперь показался берег и по очертаниям в нём легко узнавалось Сумрачное Взморье. Ну счас она оторвётся за сорваный голос!!!)

Ничего так, кровожадненько ))
Дочь Мелавия? Интересно, учитывая его наклонности


В целом большая, хорошая работа, хоть и не лишенная орфографических ошибок.
Жму руку коллега, так держать!

//