The night had fallen over Lioneye’s watch and the few exiles who had made it back before the dark were scattered along the walls, hiding themselves from the wind and the rain. Exiles don’t sleep in cosy inns, the cold and wet stones of the sanctuaries are their only beds. Some gather in small groups but most stay alone, haunted by the horror of their memories. A few hours had passed since the light was gone and the place was silent, only the wind could be heard. Even the traders were falling asleep… As for me, I haven’t had a normal night’s rest since I was sent to this cursed place. Everyday, I manage to rest a few hours, dreaming with my eyes open. My instincts don’t let me drift too far and I suspect that they won’t until I have completed my journey. A terrifying scream boomed through the place. It was coming from the beach and it was so loud that the ground trembled beneath us. At first, we all looked at each other in search for an answer: what kind of creature could make such a sound? A small group of warriors ran to the beach but everyone else seemed undecided about whether they should go or stay behind the protection of the town’s heavy walls. And me… I wanted to gather my gear, but I was just as panicked as the others. I had been fighting monsters and things that walked even though they shouldn’t but never had I heard such a scream. At that moment, amidst the chaos, came to me the certitude that if I didn’t go to help the warriors, the fate of this entire town would be sealed. As another scream covered the sound of the storm, I broke out my stupor and started to motion toward the beach. That’s when I felt her hand on my shoulder. As I turned, Navali peered into my eyes and told me a prophecy, “Tonight you will make a friend. Tonight you will betray a friend”. Puzzled, the only thing that came to me was “never, I don’t betray friends” but, before I could speak, she was back at her place, staring into emptiness, as if nothing happened. Another scream and I began to run… The beach was covered with corpses, the warriors had passed before me and had cleared a path. I could see fire and movement ahead. Then, I tripped over a piece of armor covered in blood and pieces of flesh. I recognized the gear of one of the warriors. I looked around me and there they were, dismembered and scattered over the sand. What kind of monstrosity could have done that? As I got closer, I saw it, towering over a horde of revenants. It was at least 5 times their height, a creature from the sea unlike any I had ever encountered. It had giant legs and tentacles were coming from under its shell. Its body was as large as half Lioneye’s Watch and two yellow eyes were staring angrily at the crowd surrounding it. It was cornered between two sides of a cliff and, at its feet, were laying the corpses of its children. Other smaller creatures were caged and kept captive by a few dark shamans. These evil summoners had been using reanimated corpses to capture the monster’s progeny. That’s probably how they forced it out of the sea. Now, they were trying to tame it. Against such a beast, Lioneye’s watch wouldn’t stand a chance. I wouldn’t last very long either… Maybe, if I could get rid of the summoners and release the babies, the giant monster would go back where it came from. It was worth taking the chance, not that I had many choices anyway… I fired an arrow, then another and entered full motion, killing the five shamans one after another, the revenants were too busy trying to contain the raging creature, they didn’t pay attention to me. I quickly opened the cages but the toddlers were already dead. Without the shamans to resurrect them, the revenants didn’t last long. The monster got free and walked in my direction, the ground was trembling under its weight. Only a few feet away from crushing me, it stopped and looked down at the cages, then it stared at me. The rage in its eyes made way for gratitude, probably because I had ended its torment. Then the sadness came back, it lifted up its giant head and moved toward the sea. I had made a friend. But then, I saw it. The shell that was covering its entire body had a weak spot in the back. That’s probably why it had been standing against the cliff, to remain protected. What was I to do? Let it go and take the risk that other evil creatures would come and would try to use it against us? One more time, I fired an arrow, then another. Soon, arrows were storming in the direction of the crack in the shell. Little by little, the armor broke and my projectiles penetrated its flesh. As I was running around keep facing its its back, guts and blood were raining on me. It let another scream out, but this one wasn’t anger, only sadness. It knew that it had been betrayed and that it was going to die. A few moments later, I was alone on the beach, covered in gore, walking back to the town. Not happy, nor triumphant. I had just killed a friend. I was expecting Navili to look at me, her prophecy had been fullfilled, but she didn’t even see me as I entered Lioneye’s watch. She was already busy looking at the fate of hundreds of other exiles. Bestel offered me a reward for my deeds, but I never collected it and I never will. The only reward I deserve for such a victory is this tale, the memory of the day when I betrayed an ally. Such is my fate, such is the fate of the exiles.

After taking another swig of the bottle they share, the woman sighs and, without looking over at her counterpart, asks with a sense of resignation; “What next?” “How do you mean?” he turns to look at her inquisitively, “Well, we saved the world but they’ll only break it again; I just wonder ‘what next?’. How will they break the world next?” she passes the bottle back to him, glancing only briefly over before gazing back out at the water. “Maybe they won’t this time.” He suggests hopefully more than anything, “Ha!” she scoffs, “maybe they’ll learn not to mess with things they don’t understand…” she looks at him ruefully, “but I doubt it. After all, how many times have we been here before?” He shrugs noncommittally, so she continues. “First they want us to kill Dominus, then suddenly we need to kill Malachai too, then it turns out we needed ‘The Beast’ to stop Kitava from being summoned from some Oriathan idiot trying to bring the world to its knees! Along the way, what else is there? Some old guy tells us to kill some bandits and when we turn our backs his good-for-nothing pal goes off and becomes something even worse! Did any of them think what happens in the void left by all these people they make us execute? Of course not! That’s why they end up shacking up with giant crab kings and spider goddesses.” She sighs, more violently this time, “I despair of them all, I really do.” “I suppose they think they are doing what’s best for their people?” he doesn’t sound convinced of this himself. “More to the point,” she continues almost having not heard him, “why do we have to do it all for them? Is it just so they have someone else to blame when it inevitably goes wrong?” “Perhaps.” “I’m convinced it’s all those two old blokes’ master plan somehow; Eramir & Tasuni!” “I doubt it, they’re just bumbling fools.” “Well, they have a portion of the blame they need to accept, the way I see it. If they weren’t meddling, maybe Greust and Kira wouldn’t have ended up flirting with the gods and getting killed for it. That being said, those two were always a bit off, y’know? Very holier-than-thou. Up their own you-know-what.” He stifles a laugh, knowing he probably shouldn’t be laughing at the dead. “You know what I reckon will be next?” She asks, almost rhetorically “Go on, then. Let’s hear it.” He’s not sure whether he’s humouring her now, he knows they all need to let of steam sometimes. This really is a terrible world to try and survive in. “The Masters. They’re gonna go wrong. I bet you!” “Wrong, how? They’re alright for the most part, aren’t they?” “Sure, now they are. Think about it though; Vagan and Haku still worship Daresso and Kaom; Elreon is constantly preaching about his ‘God’ and all I can think is: ‘have you not noticed, all the gods are damned awful?’ Think how many others have been corrupted by gods above, below and beyond! How can he still think he and his god are any different?” “I guess that is a bit ill-advised, all things considered.” He muses, “You bet! Catarina? I mean, she’s undead with a creepy totem of dead bodies that’s always ‘hungry’. Sounds like a disaster waiting to happen.” “True.” He finds himself being more convinced by her wild theories as she goes on, ‘maybe we should lay off the rotgut’ he thinks to himself and puts the bottle down, out of reach. “Think about it, how much more corruption can come spewing up from under the earth? What’s left that can turn against us? Them! It’ll happen one day and we’ll have to beat them and their awful gods back into sanity – as much as can be done here. They’ll turn into all the monsters of men they hate so much.” “Like, corrupted Masters, you could say.” They’re both staring back out to sea again, suddenly sobered by the idea of it all. “Yeah.” she echoes pensively, “Corrupted Masters.”

К чему я шёл? Чего я добивался? Неважно! Один я оказался На пустынном берегу … Как имя мне? Зачем я жив остался? Неважно! Любое имя - ложь, В Рекласте изгнанником назвался. Немало встретил на пути Изгнанников других. И вместе мы боролись с тьмой, И я был не один. Но в час, когда я нужен был Товарищам своим, Был поглощён я всем нутром Зрелищем иным. О, как же манит отражение В зеркале Каландры ! Я убегал, что было сил, А всюду стоны, всхлипы … крик ... Но в спешке случай помешал, Сокровище разбилось. И лишь в осколках я узнал, Что тьма во мне, что тьма я сам ...

Сегодня ей повезло. Сегодня ей не придется зализывать раны в каком-нибудь укромном месте, утоляя голод лишь детьми Рюсплаты, чуявшими слабость и пытавшимися прицепиться к ней. Но они ошибались. Она, сколько себя помнила, чуяла их, да и не только их, она знала - нельзя им дать даже на миг вцепиться своими лапками в себя. Поэтому просто хватала их за хвост и била о камни, если пряталась в пещере, или об острые крепкие сучья, если дело происходило в лесу. Била сильно, что было сил. Пока голова твари не раскалывалась. Дальше надо было вцепиться пальчиками в раскол и тянуть в разные стороны, пока в каждой руке не будет по половинке. Если лапки еще дергались, значит можно есть. Выковыривать из панциря мякоть. Ту самую склизкую, еще теплую мякоть. Которую она считала вкусной, до сегодняшнего дня. Если же лапки уже безжизненно обвисли, то оставалось только забрасывать тушку подальше и искать другое место, потому как тварей понабежит на вонь столько, что отбиться явно не светит. Да и жив в памяти тот злосчастный день, когда она съела, вернее попыталась съесть, уже не дергающуюся в руке мякоть. Тогда скверный запах шибанул в нос, когда кусок был еще на полпути ко рту. На вкус он оказался еще хуже. Организм выкинув из себя все что мог, пытался вывернутся наизнанку. С того места пришлось уползать на всех четырех. Но даже в таком положении земля норовила то стать вместо неба, а то и вовсе стукнуть в лицо. Так что съедобной мякоть детей Рюсплаты была только пока они были живы. Интересно, а этот паук тоже вкусный только пока шевелится? Или его можно есть даже сейчас? Или его надо подержать в углях, как женщина со странной палкой держала кролика? Точно - кролик! Он до сих пор лежит в углях, разгоревшихся уже в полноценный костер, распространяя манящий запах, на который видимо и пришел паук. Отобрав кролика у огня и жуя на ходу она стала высматривать то, что может быть полезным. Полезным казалось все. И эти странные снимающиеся руки, похожие на лапы рыси, но гораздо большего размера, чем она встречала. Как удачно легли в них ее родные руки, когда она запнулась убегая от паука. Как удачно она, не понимая еще их полезность, взмахнула первый раз, думая что уже все решено и ее время быть съеденной или снова избитой и выброшенной зализывать раны. Этим взмахом она распорола всю правую сторону лица паука, лишив его глаз. Как удачно, уже поняв их полезность, она юркнула в слепую зону, продолжая полосовать паука, явно не ожидавшего сопротивления от столь маленькой добычи. Как приятно, забравшись на спину паука, разрывать его когтями, пока он не перестал шевелится. Почему женщина попыталась воспользоваться ими лишь когда было уже слишком поздно? И эта странная палка, концы которой связаны. Женщина так метко кидалась из этой палки палками поменьше и острыми. Именно ими она убила кролика. Только вот в паука она кинуть не успела. Он подкрался незаметно для женщины. А уж как полезна эта снимающаяся шкура! Паук не пробил эту шкуру, он смог убить женщину лишь попав ей в незакрытую распахнутой шкурой грудь. И снимать можно, как делала женщина, когда смывала в озере с себя грязь и запахи. Все не как не унести. А что если? Да! У этой женщины была странная переносная ямка, из которой она достала эту «еду к кролику», сделанную как-будто из маленьких пузырьков. Кстати, а где она? А то кролик уже заканчивается. Да, она не ела так сытно уже давно. Если не сказать никогда. Но такой случай упускать нельзя. Да и долго не полезут дети Рюслаты после такого вкусного мяса. А вот она. Откатилась в сторону в начале схватки. Ммм, как же вкусно. В ямку, выкопанную не в земле, а похоже в чьей-то шкуре, отказались лезть только шкура для тела и странные палки. Шкура что была женщине лишь до колена, ей оказалась аж до пяток. И широковата. Проблему с шириной решила шкура, что была длинная как змея, но плоская. «Снимающиеся руки» тоже оказались не столь полезны, оказывается взять в руки когда они одеты ничего невозможно, но можно снять и повесить на «плоскую змею», как делала женщина. «Палки» и «ямку», тоже по примеру женщины, она повесила за спину. Только она решила идти, женщина попыталась пошевелится. Такое уже было. Люди умирали, переставали шевелиться, а потом вставали и преследовали ее, пока она не выманивала их на тварь посвирепее, на тех же пауков или гнездо роа. Надо убить, пока возможно. Пока враг беспомощен. Но ... Из тех что вставали заново никто не пытался с ней заговорить! Да и взгляд был направлен на кусок кожи свёрнутый в трубочку и прикреплёный к «плоской змее», так что отцепить сразу было невозможно, да и не мешался он пока. — Письмо … Надо … в лагерь … срочно… Речь женщины часто прерывалась хрипами. — Письмо? Лагерь? Спросила она, присев рядом, но готовая отскочить в любой миг. Разговаривать она умела. И слова женщины понимала. Кроме этих. Видимо по ошарашенному виду до женщины дошло что эти слова она слышит в первые. — Письмо. — Женщина задевает «кусок кожи» у «плоской змеи» — А деревня это много людей. В той стороне — Долго собирается, но всё таки показывает рукой. — Три дня. — При этом показывает три пальца. — Молодец, что всё собрала. Я всё равно уже не жилец. Хотя и хотелось бы помереть одетой. — Кривая усмешка. Кашель с кровью. — Добей. Больно. Добить? Да без проблем! «Снимающаяся рука» мгновенно оказалась «рукой одетой». Взмах, и голова отделяется от тела. Сухих веток вокруг достаточно. Навалить сверху и кинуть уголёк из костра. Горелая да безголовы уже точно не встанет. А ежели разгорится пожар, то от трупа и трупа-то не останется. А уж как тварей распугааает. Кстати о тварях. Их наверно, на запах крови несётся очень много. Пора уходить. Вернее убегать. И быстро. Женщину ей было совсем не жалко. Но почему-то перед глазами стояли горько улыбающееся лицо женщины, и хотелось, не плакать, нет, хотелось выть, задрав голову к небу и во всё горло. Да и «письмо» она и не думала нести. Просто интересно как это — много людей и, судя по тому как уверенно женщина показывала направление, на одном месте. Да их твари слопают запросто! Или они так умело прячутся? Любопытно. Да и если б не любопытство она б не «нашла» столько полезностей. Именно любопытство заставило её проследить за охотившейся женщиной. Именно любопытство заставило её просидеть долгое время не далеко от костра. Но, если продолжать, тоже самое любопытство чуть не скормило пауку. Дальше спасало лишь везенье. Но как-бы то ни было сегодня ей — повезло. И полезностей много набрала, надо будет разобраться в них где-нибудь в укромном месте, и поела надолго вперёд. Ноги сами понесли от зарождающегося пожара в сторону указанную женщиной. Три дня пути. Это если б шла женщина. Она же доберётся туда на второй день. И то если самое тёмное время просидит где-нибудь в укромном месте, разбираясь в полезностях. ------------------ Укрытие нашлось вовремя. Она уже стала уставать. И от непривычной «съёмной шкуры», и от столь же непривычной «ямки» за спиной, уж как её подгоняла «странная палка», время от времени стукая по тому месту, где спина называется по другому. Забравшись в маленькую пещеру, она разложила все полезности. Жуя найденную в «ямке» «еду к кролику», но уже без кролика, она принялась осматривать разложенное на полу. Мягкая «шкура на ноги» сначала оказалась длинной, но удобно подгибалась. «Шкура на стопы» поначалу показалась не очень удобной, но затем она нашла несколько тонких «шкур на стопы» и вспомнила, что похожие оставила на женщине, также нашлись несколько тонких «шкур для тела» и «шкур для того места откуда ноги растут», тоже оставленных на трупе, из-за того что показались не полезными. С ними все толстые и крепкие «съёмные шкуры» перестали тереть и уже не настолько сковывали движения. Да и «ямка» похудев удобней ложилась на спину. Только «странная палка» по прежнему не хотела вешаться по удобней. Решив, что «ямку» и «странную палку» она повесит на спину уже перед уходом, она их сняла и сложила в углу пещеры. Туда же положила толстую «шкуру для тела». Пришла очередь «письма». Долго провозившись отделяя его от «плоской змеи», она наконец-то получила возможность разглядеть трубочку. Трубочка оказалась скреплена кляксой чего-то твёрдого. Повертев «письмо» и так и эдак, она не поняла его назначения. Хотела выбросить, руки сами прицепили его обратно. Всё. Больше её здесь ничего не держало. В темноте она видела ничуть ни хуже чем при свете дня. Тварей рядом она не чуяла. Ран, с текущей из них кровью, на ней не было. Так что и твари учуять её не могли. Одев «шкуру для тела» и повесив за спину «ямку», она двинулась дальше в сторону «лагеря». По пути время от времени останавливалась и пробовала «странную палку» в деле. Старалась «кидать» не далеко, чтоб не потерять «острые палки». Боле-менее поняв как пользоватся и всё-таки потеряв одну «острую палку» (ну ктож знал что она так крепко и глубоко воткнётся в дерево, что и достать её оттуда будет невозможно), она всё таки убрала её за спину. Солнце уже начало садится, она уже начала переживать уж не прошла ли она мимо, когда из под обрыва послышалось множество людских голосов. Аккуратно подкравшись к обрыву, она увидела много людей! И странные гнёзда, сделанные из стволов деревьев! И не менее странные полянки, с растениями, расположенными ровными рядами! И всё это было окружено аккуратным и высокой насыпью камней! Вот как они выживают! Узнала, выведала и в путь. Куда-нибудь подальше отсюда. Вряд ли люди обрадуются, узнав что она убила ту женщину. Она конечно же избавила ту от страданий, но вряд ли кто будет разбираться. Встав и обернувшись она заметила, что её тоже заметили. На неё смотрели двое старых людей, мужчина и женщина. Смотрели настороженно, но без угрозы. У обоих за спинами сухие ветки, видимо для костра. Бежать, первая мысль. Вторая, ты теперь сильнее, у тебя есть полезности, убей и скрыться будет гораздо проще. Но руки сами, вместо «снимающихся рук» или «странной палки» уже держали «письмо». — Письмо. — только и оставалось произнести ей — В лагерь. Люди заговорили между собой. — Иди, возьми письмо, старый. — сказала женщина. — Да ты чаго, бабка? А вдруг она из чудовищ, смотри кожа фиолетова, не людска вовся, волосы белы, как снег, а глазищи красны, и светятся будто! Да и при оружии! — Ты чаго, старой? Дитя спужался? Не було таких чудищ, шоб на дитёв похожия! Даж мертвяки и то, взрослыя да большия! — Нее. Ты как хошь, а я к ней не подойду! А вдрух заманиват? Давай лучша стражу со стен кликнем? Не далеко ведь. А ещё лучша старосту пущай прихватят! —Иих! Ори, старой! Пущай над тобой весь околоток поржёт! — сказала старая женщина. И уже обращаясь к ней — Ты присядь милая. Это надооолго! Наши охраннички лишь за самогоном быстро бегають! Да до деревянного камня! Ежели живот скрутит. — закончила, посмеиваясь старая женщина. Она так и сделала. Уселась на камень поудобнее. Достала остатки «еды к кролику» и стала жевать. — Да ты погляди, старой! Разуй глазёнки свои! Где ж это видано, шоб чудища хлеб ели!? Говорю тебе, дитё это! — тут же отреагировала старая женщина. Но старый мужчина, не обращая внимания, продолжал орать на всю округу. — Охраннички! Кузкину мать! Проспите всё! А ну бегом сюда, здесь чудовища шпьёна заслали! — И оглянувшись на крепкий сук, на который опёрлась старая женщина — И старосту прихватите! А то вдруг и правда девчонка с письмом, а вы её пристрелите при попытке предъявить документы! С насыпи отозвались. Подошли довольно быстро. Пятеро сильных мужчин. Теперь даже думать о побеге поздно. Крепкий, нестарый, но и не молодой мужчина, в котором чуялось что-то от вожака стаи, подошёл и произнёс: — «Грузд!» — А что такое «грузд»? Я только «письмо» отдать хотела. В лагерь. — протягивая «письмо» сказала она. — Зовут меня так – Грузд! Имя такое. А тебя как зовут? — Никак не зовут. Зачем? Да и некому. Одна я. И правда, когда людей так много, а поговорить надо с кем-то одним, нужно позвать именно его, а не созывать всех окружающих как волк воем. Похоже тут у всех есть «имя». А у Грузда и окружающих тихонько округлялись глаза. — Одна? А откуда ты? — Из лесу. — махнула рукой, показывая откуда пришла. И вспомнив. Показала три пальца. — Три дня пути. — Нет там лагерей. Да и одёжка на тебе явно не твоя и кажется знакомая. — произнёс из-за спины Грузда один из «охранничков» — Марены это одёжка. Охотницы, что гонцом подрабатывала, да и оружие явно её. По сапогам и «лапам» вижу. Сколько говорил брось ты эти «лапы», купи мечь, дешевле и надежнее. — сказал другой, указывая на «съёмные руки» и «оружие» в своей руке. — Таак. Рассказывай откуда одежда, что на тебе? — обратился Грузд к камню на котором она только что сидела. Её уже там не было. В два прыжка обогнув стаю людей, она третьим прыжком вскочила на подкрадывавшегося паука. Не удачно. Ноги разъехались. Там где босые ноги держались цепко «сапоги» скользили. Будто оседлав паука она что было сил сжала ноги, чтоб не слететь на землю совсем. И «лапами» полосовала всё до чего могла дотянутся. «Охраннички» увидев эту картину застыли. Лишь Грузд кромсал паука как мог, стараясь не задеть «всадницу». Наконец паук перестал дёргаться. — Все в лагерь. А то ещё налетят. Темень уже, не видно ни зги. — сказал Грузд, вытирая травой мечь. Она, направилась в другую сторону от лагеря. — Ты куда? — В догонку ей крикнул Грузд. — Я ж сказал «все в лагерь». — Пусть идёт. А вдруг и правда она ¬¬¬- чудовище — сказал «охранничек», узнавший Маренину одёжду. За что тут же огрёб от Грузда кулаком в ухо и суком от «бабки» вдоль спины. — Переночуй у нас. Выспись. Да в баньку заодно сходишь, помоешься. А то вон из-за фиолетовой грязи за чудовище принимают. Да и вдруг понравится, глядишь на совсем приживёшься — прокричал Грузд, когда она обернулась. --------------------- По пути в лагерь она узнала много нового: что людские гнёзда называются «дома», что войти в лагерь можно только через «ворота», что у всех в лагере есть имена, что она ребёнок и девочка, что «бабка» не «бабка», а «старушка» (попутно с получением этого знания она получила по спине суком, но не сильно). Дальше прошла экскурсия по лагерю, во время которой Грузд, а иногда и «стражи», рассказывали что для чего и как называется. Рассказывала и она, как встретилась с Мареной, как жила до этого. Несмотря на недоверие стражников Грузд ей верил. Так за познавательной беседой и добрались до дома Грузда. Где за едой и встал вопрос: как же её всё таки зовут? — Никак. Я одна жила. Где людей много будут звать девочкой и ребёнком. — Ну детей тоже много. И девочки среди них есть. Вон у Сардины тоже дочь. Такая проказница скажу я тебе. — То есть я не одна девочка и ребёнок? — Нет. — Тогда Мареной буду. — глядя на «лапки сибилы», доставшиеся в наследство как сказал Грузд, проговорила она. — И имя в наследство возьмёшь — полусерьёзно спросил Грузд — Да. — Гляди какая смелая, не боится имя у мертвого позаимствовать. — раздался со спины приятный женский голос. Оглянувшись Марена увидела красивую женщину. — Моя жена. Вера. — представил её Грузд. И поспешно встав из-за стола обнял и поцеловал её. После еды Марену и вправду отправили в баню. Где путём долгого отмокания, мытья, скребления и прочих процедур помогающих отмыться было выяснено что фиолетовый это родной цвет кожи Марены, а не въевшася грязь. После таких процедур она просто свалилась на кровать и уснула так крепко, как никогда в жизни не спала. На утро Марена решила остаться ещё на денёчек. Потом ещё. Пока через неделю Грузд не объявил, что удочеряет её. И если кто-то обидит Марену, то будет иметь дело с ним, Груздом, ибо за свою дочь он любого до смерти забъёт. На следующий день её послали в лес. По грибы. Она собрала всё что ела сама. И жуя свой любимый красный с белыми точками гриб поставила добычу на стол. Надо отдать должное Вере. Она не стала кричать, ругаться. Вера просто послала за Мастером Эльпидоном. Он проведя несколько тестов сказал что у Марены полный иммунитет к яду, и к стихиям она равнодушна. Прозвучала шутка про маленьких дроу из детских сказок. А на следующее утро они с Верой пошли в лес. Где Вера ей объяснила, что едят люди в лагере, а чем могут отравиться. И в следующие разы ей давали корзину под грибы или ягоды «для всех» и мешочек под её «деликатесы». А ещё через неделю Марена осмелела настолько что напросилась в ученики к местным Мастерам. С Мастером Тероной они долго и упорно тренировались в стрельбе и производстве луков, а также в выслеживании тварей. Получалось неплохо. А в выслеживании тварей получалось так что Терона тренировалась у неё. Мастер Фотис на вечер третьего дня (тренировались они ночью) объявил, что учится у него ей нечему. И что Марена когда вырастет, если захочет может сама стать Мастером убийц. Когти, кинжалы, легкая броня в этом ей нет равных. А вот с чарами и тяжёлым оружием возникли проблемы. Из чар получались только ауры. А тяжёлые броня и оружие были для неё тяжелы. Мастер Вилмар советовал обратится к нему лет через пять, ибо для 12-летней девочки сила собственно не свойственна. А вот Мастер Екатерина настоятельно советовала забыть про ворожбу и пользоваться посохом лишь как дубиной, а жезлом как кинжалом. ---------------- Так за тренировками, заботами, купанием в море и прочими шалостями прошёл почти год. Почти все перестали обращать внимание на её цвет кожи, волос и глаз. Она уже стала забывать о времени когда была одна против всего мира. В ту ночь все жители лагеря проснулись страшного грохота. Нападающие просто вынесли ворота големами. Все жители лагеря кто мог взялись за оружие. Марена взобравшись на крышу мельницы долго поливала стрелами нападавших. Видела как Терона выкашивает ряды противника залпами стрел. Иногда замечала как то тут там как из неоткуда возникает Фотис, и там где он появлялся враги падали как подкошенные пытаясь заткнуть иногда даже маленький порез через который кровь била фонтаном. Видела как Вилмар иногда стоял как утес об который разбивались волны, иногда двигался как косарь в траве и враги падали под его ударами как трава. Как Екатерина поднимала мёртвых на смертный бой. Марена поняла, что с ТАКИМИ Мастерами ей не сравниться, что они лишь играли в её игру. Но всё было тщетно, врагов было явно больше. И вот наступил миг когда оглядываться по сторонам стало некогда, пауки забрались к ней. Она откинув в сторону лук, нацепила «лапки» так часто выручавшие её. Пауки просто рассекались с одного-двух ударов привыкшей к оружию Марены. Но их было много, она уже начала уставать. И тут пришла она. Огромная, даже для своего вида, чёрная словно сажа, паучиха. Она просто сбила Марену с ног. И вот отбиваясь от жвал паучихи Марена ощутила старое едва знакомое чувство. Это чувство заставило Марену отвлечься даже от паучихи. И она увидела их! Личинки Рюсплаты и много! Ими кишела не только крыша мельницы, но и стены и улицы. Тогда Марена что было сил и на сколько позволял размах вонзила когти «лапок» в паучиху и оттолкнувшись выскочила и из «лапок» и из лапок паука. Сейчас она была безоружна. Сейчас она была просто жертва. Что придало ей скорости и ловкости. Она просто подпрыгнула над паучихой и ударила сверху используя силу своих рук, вес своего падающего тела и способности «Мордобоев», только вчера подаренных ей на день рожденья. От такого удара любой паучий панцирь должен был треснуть оголяя нежное, любимое личинками Рюсплаты, мясо паука. Но треснул не панцирь. Треснула крыша под пауком. И они всем скопом полетели вниз. Паучиха оглушённая ударом об пол осталась лежать. Марена огляделась в поисках оружия. Цепь. Цепь на которой мельник когда держал быка. И зарезав быка каким-то чудом принёс сюда и так и не унес до дому. Схватив цепь Марена принялась крушить всё и всех пока не увидела, что панцирь паучихи всё таки лопнул. Паучиха пытается уползти прочь от этой странной, больно бьющей маленькой девочки, прочь от мельницы, прочь от лагеря, а самое главное прочь от личинок, которые стали интересоваться только ей. Паучиха уползала из лагеря. За ней длинной вереницей личинки. Марена перевела дух. И, размахивая цепью, вылетела на улицу. Людей из лагеря вокруг уже не было. Куда отступать не известно. Вспомнилось восклицание Грузда, едва прочитавшего то письмо, «Ну нападут, ну много что неотобьёмся, сядем на лодки и уплывём в море». Значит надо пробиваться к берегу. Вспомнился трюк, однажды показанный Фотисом, правда он пользовался верёвкой, но цепь ничуть ни хуже. И вот медленно, но верно Марена пробилась туда куда надобно. Взмах, зацеп, натяг, рывок. И быстро, быстро наматываем цепь на руку. Всё. Можно расслабиться и оглядеться. Она на крыше. Пауки и личинки ушли. На крыши влезть вроде больше не кому. Да, люди медленно, но верно отступают к берегу. Но их уже очень мало. Прыгая с крыши на крышу, ещё один трюк показанный Фотисом, она почти добралась до берега. Она на крыше крайнего дома. Всё, дальше придётся по земле. И тут. Перед ней будто из неоткуда возник почти человек с кожей такого же цвета как и её. — Привет, дочурка! Давно не виделись. — Кто ты, китава тебя забери? — взмах цепью в его сторону. — Дожили, родная дочь уже не узнаёт! А ведь столько раз спасал, пока ты не научилась прятаться! Ты думала и правда дети Рюсплаты ползают поодиночке или что от паука можно убежать? — Он просто сбивает цепь в сторону. — МЕЛАВИЙ!!! — из-за спины выскакивает Грузд, и рубит, рубит, рубит. Марена ещё ни разу не видела, чтоб рубились вот так, в каждой руке по полноценному двуручнику, и порхают они вряд ли медленнее чем кинжалы в руках Фотиса. Мелавий даже перестал отвлекаться на разговоры. — Грузд, уводи девочку! — Один из ударов Мелавия блокирует Вилмар. — Пусть остальные садятся в лодки и уплывают. — Грузд продолжает атаковать. — А нет больше лодок, от слова совсем, вон красиво горят. — Фотис втыкает кинжал Мелавию в спину. — И люди все здесь. Даже Екатерина куда-то пропала. — Терона вгоняет в Мелавия очередь. — Уводи девчонку! К детскому плоту! Про него никто не знал. — Фотис просто вбивает кинжалы в почки Мелавия. Грузд хватает Марену под мышку и несётся к, как она считала секретному детскому месту на берегу. Под конец он её перехватывает на руки как младенца. Буквально бросает её на плот. Отталкивает от берега и закрывая её и плот своей спиной гребёт от берега. Она видит как Мастера оставшиеся на берегу буквально выкладываются на полную, отвлекая, на себя Мелавия. Но берег всё дальше, вот уже не видно на нём людей, вот он и сам скрывается в ночи. — Всё, папа, хватит. Они нас не догонят. А плот не выдержит если ты устанешь! — «Папа»! Всё мечтал, что сын меня так назовёт, но не давал создатель нам с Верой ребятишек. За последний года она расцвела совсем с тобой нянькаясь. Эх отцвела уже! Хорошо не долго ей там одной куковать. Прощай, солнышко! А ведь и впрям в лице сходство есть. Только твоё красивое. И всё таки не его, меня «папой» назвала! — с каждым словом он говорил все тише и всё дальше и дальше отставал от плота. Под конец он вообще отцепился от плота и полностью лёг на воду. Из его спины торчало столько стрел, что он стал похож на ежа. Она долго провожала его взглядом, пока его не стало видно из-за толщи воды. А потом перевернулась на спину и стала смотреть как в небе одна за другой падают звёзды. ----------------------------------------- Три дня она провела среди водной глади. Три дня в её голове кружилась лишь одна мысль. «Похож на меня?! Ну я это исправлю. Похожих на меня быть не может. Я одна и не повторимая.» Но почему-то перед глазами стояли лица Марены, Грузда, Веры. И почему то она выла, выла в голос не сдерживая себя. А теперь показался берег и по очертаниям в нём легко узнавалось Сумрачное Взморье. Ну счас она оторвётся за сорваный голос!!!

>> SCP-427 – Звезда Рэкласта >> Класс объекта: Безопасный (рассматривается предложение по присуждению объекту класса: Евклид) >> Особые условия содержания: SCP-427 следует хранить в отдельном помещении без дополнительных мер безопасности. Сам объект необходимо содержать в особо бронированном сейфе, код от которого может быть только у сотрудников класса C и выше, назначенных за присмотром объекта. Для проведения опытов необходимо разрешение по меньшей мере двух членов совета O5, все эксперименты должны проводиться в отдельном изоляторе с классом безопасности не менее B, субъект, подверженный действию SCP-427, подлежит кремированию по окончанию опыта в любом из конечных исходов. >> Описание: SCP-427 представляет из себя амулет с массивным (около ██ карат), чуть более темным обычного рубином в центре. Амулет имеет довольно необычный вид, по всей видимости, акцент в нем сделан на острые «выступы», также сам амулет является очень острым там, где это возможно. Химический анализ выявил, что камень в центре объекта действительно является рубином, а металлы, из которых состоит SCP-427: золото, сталь, и неизвестный сплав, состоящий из олова, свинца и [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ]. Не смотря на довольно хрупкие и податливые составляющие, SCP-427 невозможно как-либо серьезно повредить или изменить. Рубин в центре способен выдержать нагрузку в ███ тонн, а металлы невозможно расплавить даже при температуре в █████ K. Установлено, что SCP-427 способен вызывать охлаждение окружающей среды и тела субъекта, который его касается. В состоянии покоя амулет не проявляет необычных свойств, но при прикосновении человека начинает источать легкий, не вызывающий сильный дискомфорт холод. Не установлено, как амулет взаимодействует с энергией и изменяет ее количество и концентрацию. Тем не менее, при надевании SCP-427 на шею, источение холода прекращается. Если какой-либо человек (далее – субъект) надевает на шею SCP-427, по прошествии времени развивается необъяснимая ментальная связь, внушающая субъекту о «единстве с амулетом». Так, например, через 2 дня ношения, субъекту будет очень сложно расстаться с украшением, а если это происходит, у подопытного начинается сильнейшая депрессия, длящаяся не менее недели. По прошествии 4-х дней субъект ни при каких условиях не отдает SCP-427, даже за огромное вознаграждение и различные блага, забрать объект становится возможным только после ликвидации субъекта. Также амулет со временем изменяет тело и характер носителя, делая его более вспыльчивым, агрессивным и озлобленным. В отчете № 427-11 содержатся наблюдения за последним субъектом, носящим SCP-427. За более ранними наблюдениями обратитесь к д-ру ███████. >> Документация: Отчет № 427-11: Наблюдение за воздействием SCP-427 на человека. Субъект D-███ вешает SCP-427 на свою шею за короткую веревку и помещается в изолятор. Каждый день субъекту предоставляется трехразовое питание, изолятор оснащен необходимыми благами, телевизором с игровой приставкой, а также книгами, интерес с которым выразил сам субъект. День 1: Субъект не выражает неестественного поведения. Все время занят игрой в приставку или чтением книг. Субъект не интересуется SCP-427, полностью его игнорируя. День 2: Не изменилось ничего, кроме того, что субъект начал изредка брать амулет в руки и рассматривать. Также, проведя сравнительный анализ с записи камер видеонаблюдения, установлено, что рубин в SCP-427 начал светиться чуть сильнее, чем обычно. День 3: Субъект начал меньше спать, все более интересуясь SCP-427. В течение этого дня субъект дважды пытался выбить дверь изолятора, но быстро успокаивался, снова переходя к игре в приставку. День 4: Субъект перестал принимать душ и уделять время личной гигиене, также отмечено усиление работы органов внешней и внутренней секреции. Субъект больше почти не уделяет времени развлечениям, почти все время рассматривая и любуясь SCP-427. Свечение рубина усиливается на ██ люкс ежечасно. День 5: Субъект маниакально пытается выбраться из изолятора, а все его тело покрыла слизь с неустановленным химическим составом. День 6: Субъект принял невозможность побега. Его конечности начали видоизменяться, лишаясь пальцев, локтей, колен и суставов. День 7-10: Субъект постоянно неподвижно лежит на кровати, его конечности видоизменились и начали принимать форму, похожую на щупальца осьминога, также эти щупальца начали отрастит из разных частей тела субъекта, в частности: спины, плеч, промежности, бывших ног и нижней части тела. День: 11-20: Субъект полностью покрылся щупальцами, а бывшая кожа приобрела синий оттенок. После того, как на 20-й день субъект начал [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ], было принято решение подать в изолятор огонь. Субъект был кремирован, а SCP-427 потерял свое свечение.

Ведьма Отмечена сиротской долей, Презрением деревни всей, Я убежала в лес, на волю, И там постигла мир теней. Изгнанье – новый путь к свободе, И я прошла его тропой. Воззвала к матери-природе И познакомилась с собой! Я – ведьма! Стало быть, чужая. Не жажду власти и монет. И только тем я устрашаю, Что силы говорят во мне. Я вняла голосу стихии И подчинила мрак судьбы. Болезни, слабости людские Мне присягнули, как рабы. Я пламенем в душе объята, Он рвётся с губ моих долой, Но леденят мои всех взгляды, И холод вьётся под рукой. Ведомая одною злобой, Вернулась я в свой край былой, Не смог меня остановить никто бы, Коль пожелал удел иной. И мщенье породило пламя, Обида – детище огня. И сгинули все те, кто сами Так ненавидели меня. Дикарь Во времена далёкие от правды, Что в принципе не ново нам сейчас, Цепями и бесчестием объятый, Был сослан Ориатом я в Рэкласт. Три года ненависть меня питала Как мать, сжимая у груди дитя, Но вместо молока вскормила алой, Солёной кровью рабства бытия. Лишь память мне свободу возвратила, И вновь оружие в руке моей! Дух воина не заберёт могила! Разодран чёрный плен гнетущих дней! Пусть изгнан я, но сам себе хозяин, И собственной дороги властелин. Кто знал меня рабом, клянусь, узнает – С возмездием мой путь неразделим. Гладиатор Сулили славу Ориата Хмельные крики множества арен. Я – непокорный гладиатор. Никто не в силах мне назначить цен. Меж тем гордыни испытанье Подстерегало одного из тех, Кто голосит перед собраньем, Но молчалив в дуэли, как на грех! Вскипела кровь пред разуменьем – На поединок вызвался я с ним, Уж подгоняя то мгновенье, Когда сражу его мечом своим. Я разозлился с полуслова И с полуоборота вдел клинок, Надменность покарав сурово, Что и вельможа выстоять не смог. За смерть его плачу сторицей: Сословия различны меж собой. Плут – жертвой стал, а я – убийцей, По праву победитель, но изгой.